Однажды днем весной 1910 года опытный охотник Бен Лилли с пятью своими собаками сошел с товарного поезда в маленьком мексиканском городке Гальегос в штате Чиуауа. Это была тяжелая поездка, и Бена уже тошнило от запахов поезда и постоянной тряски. Его собаки тоже выглядели удрученными.
Черно-белую суку он называл Леди, она прижамалась к его руке. Рыжую гончую, чьи поникшие уши и водянистые глаза указывали на происхождение от ищейки, он так и назвал — Рыжая. Трейлер – неприметный пес с черным телом и подпалинами цвета корицы. Четвертая гончая, Джим, была похожа на бигля. А последнему в этой компании, щенку, он даже еще не придумал имя, отзывался на свист и носился за взрослыми.
Собрав вокруг себя собак, Бен стоял и смотрел, как исчезает поезд. Это был старый бородатый мужчина, одетый в грубую одежду. Его ботинки были подбиты сыромятной кожей, штаны подвязаны бечевкой вокруг лодыжек, а в шляпе были индюшачьи перья. Грива белых волос свисала на лоб и уши, как охапка сена, а в его бледно-голубых глазах был прямой, неподвижный взгляд волка. Бен Лилли был одним из великих охотников своего времени. Он зарабатывал на жизнь тем, что помогал сам или со своей командой охотников владельцам ранчо на Юго-Западе США и в Мексике, чьему поголовью угрожали хищные животные. Обычно Бен бродил по горной местности в одиночку. Но на этот раз он договорился встретиться со старым другом и выступить в роли проводника на охоте на медведя. Как и большинство других приключений Бена, эта охота стала одной из самых выдающихся в истории.
Когда дым от поезда смешался с дымкой пустыни на юге, он взвалил на плечи свой потрепанный мешок и тщательно смазанную винтовку «Винчестер» 33-го калибра. Начальник станции, стоявшей на флагштоке, с нетерпением смотрел на незнакомца из своей двери. Пассажиров в Гальегосе было мало, а этот, как он полагал, будет приятным знакомством. Но Бен даже не поприветствовал его. Он просто поднял свой мешок на плечо и направился мимо разбросанных мексиканских хижин к горам на западе. Он планировал разведать местность за месяц до прибытия своего компаньона-охотника, и у него не было времени на пустую болтовню. Таков был Бен Лилли.
В последующие дни он кружил над зубчатыми хребтами в этой части Чиуауа, как мексиканский волк на охоте. Местность была очень похожа на высокогорные районы Аризоны и Нью-Мексико. Пустынные долины, плоские и пологие, были изрезаны большими сухими размывами и окаймлены мескитом. Каждый хребет на западе был выше и более изрезан. На верхних возвышенностях мескит уступал место дубовым зарослям и редким соснам. То тут, то там в высоких каньонах по скалистым руслам текли ручьи. По берегам ручьев росли ивы и зеленые кустарники, а вдоль них собирались дикие животные. Повсюду виднелись их следы.
Весной пустынные хребты Чиуауа предстают в своем лучшем виде. На низких хребтах бочковидный кактус распускает цветы огненно-красного и пурпурного цвета. Железное дерево показывает нежные листья среди своих колючек, а дубы начинают зеленеть. В меските раздаются волнующие ноты птиц-пересмешников.
По этому пробуждающемуся миру Бен Лилли шел быстрым шагом, наклонившись вперед, чтобы его зоркие глаза могли заметить любой знак на твердой пустынной почве и песчаных барханах. Он охотился, но не убивал. Он изучал дикую, безлюдную страну в поисках жизни.
Лишь однажды за несколько недель одиночества Бен проявил хоть какие-то эмоции. Это случилось в одиноком каньоне на западе. Посреди песчаного дна он опустился на колени у звериного следа и провел по нему вытянутыми пальцами — идеальный отпечаток задней лапы огромного медведя. Перед контурами пальцев виднелись следы когтей.
— Гризли. Большой самец, — пробормотал про себя охотник.
Через месяц одиноких скитаний Бен нашел то, что искал. К тому времени он уже знал каньоны, где жили большие медведи. Он знал, где они кормятся и где спят днем. С этой информацией в голове он вернулся на железную дорогу и снова стоял перед маленьким станционным домиком в Гальегосе.
Человек, который встретил его там, был сам по себе необычным персонажем. Фрэнк А. Сэнборн много лет владел рестораном в Мехико и успел поохотиться во всех штатах Мексики. Стены его кабинета были увешаны шкурами и головами всех видов крупной дичи, которую только можно добыть в этой стране. Всех, кроме гризли из Чиуауа.
Странная, молчаливая компания
Сэнборн три дня находился на станции Гальегос, но он знал, что точно не стоит корить Бена за то, что он опоздала на их встречу. За много лет до этого он понял, Бен открыл для себя истинную ценность времени. Время — это вещь, которую нужно использовать максимально, а не измерять искусственными кусками.
Приветствия двух старых друзей также не были пышными. Ранее вместе с Беном Сэнборн уже охотился на оцелотов и ягуаров в Тамаулипасе. Они знали друг друга много лет, и слова, которые прозвучали между ними, были простыми приветствиями людей, случайно встретившихся на улице.
Сэнборн, человек дальновидный и практичный, уже нанял пригодную для езды повозку, запряженную упряжкой подобранных мулов. Хозяин станции, который все устроил, предоставил туземца-кучера, и взял с него обещание, что драгоценных мулов не поведут в горы, где их наверняка убьют медведи. Повозка должна была отвезти двух охотников на запад, до ранчо Кармен, и перевезти все снаряжение, которое мужчины сочтут необходимым. В тот апрельский день, когда повозка с грохотом отъехала от станции Гальегос, гончие, спасаясь от утренней жары, двинулись в ее тени, а вот Бен Лилли просто шел рядом. Охотник, которому в то время шел шестидесятый год, пренебрег возможностью передвигаться на повозке.
Странная компания двинулась на запад. День за днем повозка протяжно скрипела. Каждый вечер разбивался лагерь. Мулы обгладывали листья мескита. Гончие сверачивались калачиком у небольшого костра и молчали. Не было ни обычного лагерного балагана, ни добродушных разговоров. Оба охотника говорили только тогда, когда это было необходимо. Даже обычно разговорчивый кучер без комментариев загружал и разгружал повозку. В нескольких случаях собаки, идущие рысью за транспортом, проявляли желание свернуть в какой-нибудь боковой каньон, даже в этих пустынных местах они улавливали интересные для себя запахи.
Каждый раз, когда Бен осматривал местность впереди собак, он находил следы горных львов, а в одном случае нашел большие круглые следы ягуара. Следов животных в предгорьях Сьерра-Мадре было так много, что оба охотника постоянно следили за ними, чтобы гончие случайно не сорвались в нежелательную погоню, к примеру, за львами.
На шестой день после отъезда от железной дороги двое охотников разбили лагерь в устье каньона, ведущего от мрачного горного хребта, более высокого, чем те, которые они уже прошли. Среди изрезанных скал и раскидистых хребтов Бен Лилли обнаружил следы огромного гризли. И именно с этого места он был готов начать преследование. Если лагерь, поставленный здесь, станет базой для охоты, то кучер и его повозка больше не понадобятся, он направился обратно в Гальегос.
Черные скальные каньоны, возвышавшиеся над местом их стоянки, были логовом редких гризли Чиуауа, и оба охотника испытывали волнение от близости царственной добычи, хотя ни один из них не подавал виду, что взволнован. Несмотря на то, что они упорно твердили, что охотятся на пустынных гризли, первые животные, попавшие под их винтовки, были совсем другого рода.
Охота начинается
Первое утро настоящей охоты выдалось жарким. Бен Лилли отправился вперед со своими собаками, чтобы изучить территорию и обнаружить следы гризли. Они с Сэнборном молча шли по дну каньона, который круто поднимался между высокими стенами. На скалистых склонах лишайники росли в изобилии, темных и светло-зеленых оттенков, местами украшенных оранжевыми пятнами, словно каплями космической краски на черном фоне.
Санборн, завороженный окружающей красотой, посмотрел вверх, где голубое небо обрамляли стены каньона. Ястреб кружил на неподвижных крыльях, омываемый теплым потоком воздуха. В то же время Сэнборн заметил едва заметное движение на скальном выступе. Затем он различил рыжее тело с головой цвета лосося.
— Лев! — взволнованно прошептал он.
Бен кивнул, не проявляя никаких эмоций.
— Стреляй в него, — было его единственным замечанием.
Осторожно подняв винтовку, Сэнборн навел прицел на плечо большого желтого льва, лежавшего на карнизе. Кошка с зелеными глазами и причудливо поставленными ушами вытянулась в удобной позе. Только длинный хвост подергивался туда-сюда, показывая, что он вообще жив.
Выстрел из винтовки оглушительно прозвучал между узкими стенами. Каждое эхо усиливало первоначальный звук, и лишь в конце он затихал, перекатываясь из стороны в сторону по изгибам скалы. Изящная кошачья фигура согнулась посередине и задрожала от удара тяжелой пули. Затем ее тело внезапно расслабилось, перевалилось через край скалы и, круто повернувшись, упало на дно каньона.
В то время как эхо разлеталось в разные стороны, с того же уступа спрыгнула еще одна хвостатая фигура и длинными грациозными шагами устремилась прочь. Сэнборн машинально вставил в свой винчестер еще один патрон. Винтовка взревела во второй раз, и снова взрывной звук окутал охотников. Это был выстрел с ходу, нелегкий, но пуля попала убегающему льву в центр спины. Большая кошка, такая же крупная, как и первая, сложилась вдвое, как дикобраз, и перекатилась по узкому уступу. Затем, продолжая брыкаться и царапаться, она сорвалась со скалистой стены, ударился о выступ внизу и тяжело упал на дно каньона. Гончие с азартом бросились к двум телам, неожиданно упавшим с неба.
— Хороший выстрел, — тихо заметил Бен Лилли. Он редко говорил комплименты. Этот комплимент Сэнборн будет беречь до конца своих дней.
На следующий день Бен не выходил из лагеря. Он никогда не охотился и не работал по субботам. Один день из семи был отведен у него для восстановления сил на шесть последующих. Лилли также не разговаривал об охоте и добыче в воскресенье. Сэнборн хорошо знал этот обычай, но времени у него было в обрез.
— Мистер Лилли, — произнес Сэнборн, — Как вы думаете, сколько времени нам понадобится, чтобы добыть большого гризли?
Бен поднял глаза и медленно ответил. Вопросы времени были для него почти непостижимы.
— Через два-три месяца мы поймаем их всех, — сказал он. Этот несокрушимый охотник всегда смотрел в будущее с уверенностью. Он всегда был уверен в своих силах.
— Но, мистер Лилли, я не могу оставаться здесь так долго. Я должен вернуться в Мехико.
На следующее утро, несколько раньше обычного, Лилли отвязал собак и тщательно вычистил свою винтовку 33-го калибра Winchester. В этих приготовлениях чувствовалось некое ожидание. В то утро понедельника горный воздух буквально был туманно-желтым, впрочем, как и во многие дни мексиканского лета. Бен Лилли шел впереди. Его шаг был уверенным и быстрым, он немного наклонился вперед, исследуя землю под ногами. Даже его остроносые собаки, казалось, полагались на интуицию и зрение своего хозяина.
Сэнборн шел позади, стараясь не наступить на собак и не потревожить Лилли неосторожным словом. Молчаливая группа направилась прямо вверх по усеянному валунами каньону, который выходил из гор неподалеку от их лагеря. Ближе к полудню Лилли остановился. Он прислонил винтовку к тенистому краю валуна и присел на корточки. Только после этого он оглянулся назад. Сэнборн все еще был с ним рядом, хотя многие люди после семи часов такого тяжелого пути отстали бы далеко позади.
— Тот гризли, которого мы собираемся поймать, серый на спине и коричневый на брюхе, — резко сказал Бен.
Сэнборн, должно быть, даже запыхавшись, изобразил удивление.
— А посередине спины у медведя проходит темная полоса, — продолжала старый охотник.
— Откуда вы можете знать, какого цвета медведь, пока мы его не поймали? — недоверчиво спросил Сэнборн.
— Это пустынный медведь, — прямо ответил Бен. — Все пустынные медведи так обгорают на солнце, что по спине у них идет полоса.
Когда он взял винтовку и повернулся, чтобы уйти, Сэнборн все еще чесал голову и что-то про себя бормотал. Возможно, он обращался к собакам, поскольку старался говорить не слишком громко, чтобы Бен мог его услышать.
Весь тот день охотники кружили по восточному склону гор к югу от ранчо Кармен. За это время Лилли с присущей ему остротой восприятия отметил дюжину различных медвежьих следов, включая след большого гризли, которого он хотел поймать первым. Но ни один из этих следов не был достаточно свежим, чтобы удовлетворить его опытный глаз. За это время собаки не нашли ни одного запаха этого хищника.
Следующий день также прошел без особых происшествий. Охотники обнаружили неподалеку от своего лагеря свежий след ягуара. Отпечатки крупной кошки манили чуткие носы гончих, но Лилли был так же зорок со своими собачьими помощниками. Ягуару придется подождать.
На третий день охотники обогнули основание горного хребта и попробовали найти еще один каньон далеко на севере. В этом месте, где из скал сочилась струйка горной влаги, индейцы построили общинное здание. Около тысячи лет назад здесь кишмя кишели люди, а теперь было пустынно и безлюдно. Стены жилища давно обрушились. Осталась лишь прямоугольная форма руин. В беспорядочной кладке комнат без крыши прижился колючий кактус; он окрасил темный камень в зеленый цвет пустыни.
Обойдя развалины сбоку, Бен рысью направился вперед. Там был свежий след гигантского медведя. Он пробежал вперед несколько метров по нему, словно желая убедиться в этом. Даже для неопытного глаза отпечатки выглядели свежими. Ни один ветер пустыни еще не размыл их очертаний. Даже тонкие следы от складок на подошвах кожистых лап животного были отчетливо видны. Тогда Бен повернулся, чтобы свистнуть гончим. Животные, с азартом вдыхая медвежий запах на камнях, бросились к охотнику, когда он взмахнул рукой, прижимаясь к земле рядом с ним. Собаки разразились истошным лаем.
Знак убийцы
Лапы гончей быстрее человеческих ног в любой местности. В этом каньоне это было особенно заметно: медвежий след вел в извилистые лабиринты скалистого ущелья, разделенного на дюжину извилистых поворотных коридоров из разноцветного камня. Растительности на этих нижних уровнях практически не было, и собаки и люди карабкались и спотыкались по этим нагромождениям камней как могли. Вскоре собаки скрылись из виду.
Сэнборн пыхтел, стараясь не отставать от Бена, который, казалось, двигался без видимых усилий. Он легко рысил по неровной земле, словно постоянно спускался по склону. Когда двое мужчин обогнули уступ кривого ущелья, они увидели собак, копошащихся вокруг темной фигуры на дне каньона. Казалось, она состояла из меха и кожи, но не двигалась. В нескольких ярдах над головами гончих на скалистой вершине сидел стервятник, распростерший крылья, чтобы обсохнуть в первых лучах солнца, проникающих в скалистые глубины.
Внезапно музыка гончих зазвучала с новой силой. То, что еще мгновение назад было разрозненным и полусерьезным лаем, теперь превратилось в крещендо. Скалистые стены гулко отдавались в ущелье, где собаки быстро продвигались вперед. Через мгновение они снова исчезли.
Двое охотников перешли на бег. Приблизившись, они увидели, что бесформенное тело на полу каньона — это все, что осталось от длиннорога (техасский лонгхорн, бык, местная порода крупного рогатого скота). Существо было мертво уже некоторое время, и шкура плотно присохла к побелевшим костям. Но кое-где во влажных местах туши копошились личинки. То тут, то там виднелись красные пятна, где стервятник ранее вгрызался в высыхающую плоть. Вокруг жалкой туши виднелись следы гигантского медведя — гризли с огромными отпечатками.
— Он прыгнул на нее, — заявил Бен.
Отголоски битвы
Лай гончих затихал вдали, но даже в его отзвуках слышалась новая нота. Это был звук стаккато, который то нарастал, то стихал. Однако каждую минуту лай становился слышнее, становясь резким и высокочастотным. После появились рычание и звуки, похожие на грызню животных, когда их зубы впиваются в шерсть и плоть. Это были звуки, от которых кровь любого охотника нагревается до лихорадки.
Через несколько мгновений шум собак и дерущегося медведя стал отдаляться все дальше и дальше. Наконец он стих, превратившись в рокот, который слабым эхом отражался от высоких горных утесов в верховьях каньона.
Когда Сэнборн подошел к тому месту, где собаки свалили медведя, Бен осматривал землю, словно пытаясь выудить из нее любую информацию.
— Умный медведь, — сказал он. — Умнее, чем я думал.
Сэнборн знал, что лучше не задавать глупых вопросов. Бен указал на то, как гризли использовал все камни и валуны на дне каньона. Здесь он уперся в каменный обломок, когда сражался со сворой гончих. На другой стороне он использовал два больших куска лавы, чтобы защитить свои бока и уберечься от натиска собак со всех сторон сразу. В этом месте на земле была кровь, а в том месте, где тело животного ударилось об упавший обломок скалы, виднелась большая красная полоса. Один из участников грызни был ранен и истекал кровью так, что кровь запятнала всю тропу. Из длинного ущелья, где лежал мертвый длиннорог, медведь выбрался на возвышенность.
Прямо вверх по обрывистому гребню тянулись его следы и следы собак. Выше по склону росли раскидистые сосны. Подтягиваясь и цепляясь когтями за ветки и выступающие камни, охотники поднимались по острому гребню к самым высоким вершинам Сьерра-Мадре. Кое-где виднелась грязь, отброшенная карабкающимся медведем или лапами гончих. Вдвоем они поднялись почти на самый гребень гор, прежде чем услышали лай собак впереди и выше. А поздно вечером они обнаружили их, удрученно собравшихся под отвесной скалой.
Собаки ходили туда-сюда, пытаясь найти хоть какой-то путь наверх. Несмотря на то, что земля была буквально взбита и истоптана стаей, следы прыжков гризли все еще были видны. Охотник некоторое время поглаживал бороду, словно не зная, что делать дальше. Но он не подавал виду, что обескуражен.
— Это самое подходящее место, — только и сказал он Сэнборну, который терпеливо стоял рядом, словно ожидая решения трибунала.
Бен выкопал ровное место у подножия скалы, а затем принялся собирать хворост. Покончив с этим, он сел и осмотрел правое плечо собаки, которую назвал Джимом. Оно было рассечено раной. Очевидно, коготь медведя пронесся вниз, едва не нанеся псу смертельный удар. Бен проверил пальцами глубину раны и осторожно натянул кожу на зияющую плоть. Наконец он погладил собаку по голове и успокоил остальных гончих, словно пытаясь отговорить их от прыжка на скалу, где скрылся гризли.
Ночь мужчины провели на склоне горы, прижавшись к своим гончим, вокруг небольшого костра, который поддерживали свежими дровами каждые полчаса. В мексиканских горах холодно даже весной, и лагерь у подножия скалы был никак не защищен от горного ветра.
На следующее утро оба охотника проснулись рано. Даже собакам было не по себе, и они хотели отправиться в путь еще задолго до того, как показался рассвет. Только Джим поскуливал и лизал руку Бена. Пес окоченел и совсем не мог пользоваться правой передней лапой. Таким образом, стая сократилась до четырех псов, Джим постепенно отстал, пока остальные кружили у подножия скалы в поисках места для подъема.
Прошел час в утренней темноте, прежде чем они нашли дорогу наверх, и еще час, прежде чем они снова вышли на медвежий след. Здесь Бен не уступал своим собакам в умении идти по следу. Много раз за утро он кружил впереди них, тихонько подзывая гончих, когда находил след и указывал направление, по которому шел гризли.
Все это время Сэнборн молчал. Он очень устал, его одежда была порвана, а кости болели от грубых камней, на которых он провел почти бессонную ночь. Но он все равно был благодарен судьбе. Был благодарен за то, что Бен совсем не давил на него во время вылазки. В старом охотнике чувствовалось деловое упорство, какое-то зловещее и бесконечно уверенное. Ни преграды, ни скалы, ничто в этих суровых мексиканских горах не могло помешать ему дойти до конца пути.
Вдруг из дубовых зарослей в верховьях небольшой долины вырвалась огромная туша медведя. Животное было цвета павших листьев, таких же, каких он разбросал перед собой, и, конечно, даже на таком расстоянии охотники могли разглядеть, что по его спине проходит темная полоса шириной с человеческую руку. Собаки разразились восторженным хором визга и лая и понеслись по маленькой долине вслед за убегающим от них животным. Сэнборну показалось, что на бородатом лице Бена появилась улыбка. Конечно, все в группе, включая собак, уже чувствовали, что финал близок.
За невысоким хребтом на склоне горы находилась еще одна долина, похожая на ту, в которой лежал медведь. В начале склона было открытое место, где какой-то вулканический выброс тысячелетия назад изверг язык лавы. Бегущие гончие перевалили через гребень на горную поляну и приблизились к скалам. Задыхаясь от резкого бега, охотники стояли на самом краю долины.
Гризли был под ними. Он бежал прямо по вулканическим камням и упирался в груду камней. С одной стороны из лавы вырастала огромная масса кактуса, буйствовали зеленые бляшки, усыпанные длинными белыми шипами. Медведь не мог выбрать лучшего места для своей стоянки в такой ситуации. Угловатые обломки лавы образовали непроницаемый барьер рядом с ним и сзади его присевшей фигуры. С другой стороны его защищал кактус. Как бы напоминая любой дерзкой собаке о наказании, медведь открывал и закрывал свои мощные челюсти с шумом, похожим на хлопанье огромной железной двери.
Кульминация горной драмы
Бен оценил ситуацию одним взглядом и бросился бежать по наклонному склону маленькой долины. Один раз точечные глаза медведя поднялись от набегающих собак и посмотрели на приближающегося человека. Один раз медведь опустил голову, словно раздумывая, как бы поскорее сбежать по неровному камню. Но гризли очевидно устал. Два упорных человека и рычащие гончие преследовали его на протяжении километры по самым суровым горам Мексики. Дыхание, со свистом вырывавшееся из пасти медведя, казалось, исходило из самой глубины его существа, и он останавливал свое тяжелое дыхание только для того, чтобы зарычать или огрызнуться, когда собака подходила слишком близко.
Словно боясь, что гризли снова сбежит, собаки стали приближаться к нему. Когда медведь поворачивал голову в сторону одной гончей, другая бросалась вперед, чтобы полоснуть его по шее или огрызнуться на вытянутую лапу. Снова и снова набрасываясь на собаку, гризли пытался схватить дерзкую гончую. Это был злой пустынный гризли — обгоревший медведь с полосой по спине, и он сражался с тем же упорством, что и медведи севера. Если бы гончая попала в его прожорливую пасть, она бы быстро погибла. Но, несмотря на все эти опасности, собаки образовали угрожающее кольцо перед загнанным в угол хищником. Их лай был нарастающим потоком злобного шума, и сама ярость их атаки, казалось, все это время гнала медведя от стаи прочь.
Еще до того, как Бен подошел достаточно близко, чтобы вступить в бой, собаки почувствовали, что их могут убить. Они так тесно прижались к измученному животному, что, в конце концов, медведь поднялся на задние лапы, чтобы сразиться с высоты. Его дыхание участилось, как будто он уже тоже предвидел всю кульминацию горной драмы. Кровь и слюна стекали из уголка его рта и растекались по шерсти брюха сверкающими розовыми и белыми каплями. Его бока вздымались и выгибались под густым мехом, как у концертино с негерметичным швом. Он провел розовым языком по черному кончику носа.
Одна из гончих, более смелая, чем остальные, бросилась к нему, вцепилась в шерсть на брюхе и закрутила головой из стороны в сторону, словно пытаясь вырвать плоть из самого тела медведя. Гризли, визжа от боли, повалился вперед и буквально втянул незадачливую собаку в свои челюсти. Его нос задрался вверх, черные губы выгнулись назад, обнажив двойной ряд мокрых клыков. Это, казалось, было концом одного храброго пса.
Но нет! Как только медведь бросился вперед, другая собака схватила его за морду. Когда разъяренный гризли повернулся боком, чтобы огрызнуться на нового агрессора, третья гончая вгрызлась ему в плечо. Зарычав от ярости и боли, гризли сжал челюсти, его зубы заскрипели. Он выпрямлялся и извивался как толстая змея. Собака, вцепившаяся в шерсть на его плече, отцепилась, отлетела на грубые камни и осталась лежать неподвижно. Остальные собаки еле ускользнули, избежав удара когтей.
К этому времени Бен присоединился к собакам и, пригнувшись, стала позади них. Встреча была настолько яростной, что ни гончие, ни гризли не заметили его приближения. К тому же становилось все темнее. Сумеречный свод уже опускался на пустынное небо, и окрас медведя становился все тусклее в тени скал.
Сэнборн, все еще находившийся в нескольких метрах от происходящего, не мог принять никакого участия. Понимая это, Бен зарядил в свой винчестер гильзу и бросился к собакам. Когти медведя пролетели в нескольких сантиметрах от его лица. Дважды он поднимал винтовку, но каждый раз медведь делал резкий выпад вперед. Гончие, толкавшие охотника ногами, также затрудняли выстрел даже в упор. А раненый гризли на таком близком расстоянии оказался бы для всех вокруг самой лютой смертью. В наступающей темноте огромный медведь казался еще больше. Белки его глаз светились на темной морде, а разинутая пасть раскрывалась и смыкалась с кровавой слюной.
Только теперь зверь увидел перед собой человека. Глаза с красными ободками, перебегавшие от собаки к собаке, остановились на присевшем Бене. В этих пристальных глазах гризли промелькнуло узнавание. В окровавленных ноздрях медведя появился запах ненавистного человека. И гризли, казалось, наконец-то понял, что перед ним настоящий его враг.
Все еще стоя на задних лапах и уже не обращая внимания на гончих на своем брюхе, медведь бросился вперед. Его массивные предплечья широко взметнулись, чтобы размозжить голову охотника. Пасть раскрылась, и из горла вырвалось грозное рычание. Полированный ствол винтовки поднялся вверх. В тот же миг тело медведя начало опускаться, как ствол гигантской ели. Зияющие челюсти сомкнулись на дуле.
Взрыв огня — и тишина
В полумраке раздался приглушенный выстрел и вспышка желтого пламени. На мгновение окровавленные зубы и пасть медведя окрасились красным светом, как будто животное выдохнуло из своего горла струю огня. Затем раздался вздох, и наступила тишина, наполненная едким запахом пороха. Медленно, как падающее дерево, тело медведя упало в полный рост среди собак. Его лапа коснулась плеча охотника, который неподвижно стоял с ружьем, из ствола которого вился дымок. Собаки, притихшие, зализывали свои раны.
Бен и Сэнборн разбили лагерь возле упавшего медведя. Они сняли шкуру и пожарили несколько кусков мяса с поясницы гризли. Молодой безымянный щенок, который смело бросился на зверя, был мертв. Другая гончая была ранена, но с хорошим шансом поправиться.
P.S.
Мрачная и молчаливая группа собак лежала вокруг костра в горной долине. Время от времени доносился слабый лай одной из них — усталая гончая стонала во сне. Бен, суровый и бесстрастный, как гребни, возвышающиеся над долиной, вглядывался в темноту.
С другой стороны лагеря сквозь отблески костра Сэнборну был виден каменный профиль старого охотника, за которым, как курган теней, лежала туша добытого медведя.
